— Сейчас. — Клод присел на кровать. — Я сначала открою бальзам. Пахнет хорошо. Мятой.
— Да, ментолом и чуть-чуть камфарой.
— Не бойся, Клер, я потихонечку.
И Клод принялся бережно стягивать с моих плеч халат, словно не решаясь прикоснуться ко мне руками. Как же он собирается массировать мою спину, если боится дотронуться? Наконец я осталась без халата. Клод прикрыл им мои ноги, а потом как-то очень решительно произнес:
— Терпи.
Сильный запах бальзама и не менее энергичное прикосновение рук Клода к моей спине. Приятно согревая, они прошлись от моих плеч вниз.
— Клер, может, поправить тебе подушку?
— Не знаю. Поправь.
Перед моим лицом к подушке потянулась рука Клода, и вдруг я обнаружила, что ее не прикрывает клетчатый рукав рубашки.
— Ты засучил рукава? — Пальцы Клода уверенно перебирали мои позвонки, и я не могла повернуть голову.
— Нет, я снял рубаху. Не больно?
— Что ты! Здорово! Тебе там удобно?
— Сесть бы тебе на ноги, но… Но я очень тяжелый!
Пусть сядет, подзадоривала спина, увидишь, нам с тобой понравится!
— Садись, не бойся!
— Лучше передвинь руки, я постараюсь не садиться, а постою над тобой на коленях.
— Так? — Перемещая руки, я случайно дотронулась до его ноги. — Ты… На тебе нет брюк? — Икра Клода была большой, крепкой и мускулистой, что весьма обнадежило меня.
— Клер, не щекочи! Я же сказал тебе, что взял еще одно полотенце.
— Подожди, я устроюсь поудобнее. — И я слегка, насколько позволила бы мне спина, попыталась повернуть голову.
Нечего тебе смотреть, запретила она, лежи смирно.
— Клод, я что-то хочу сказать тебе.
— Говори.
— Секрет. На ухо.
— Потом.
— Сейчас. Клод, пожалуйста. — Поморщившись, я поймала его руку. — Наклонись.
— Клер, что сегодня на тебя нашло? Ты ведь взрослая женщина, нельзя же так. — Но он все-таки наклонился, я почувствовала его дыхание совсем рядом, а скосив глаза, увидела его лицо и голое плечо. Впечатляющее, между прочим. — Ты же сама себе делаешь больно. Что такое, Клер? У тебя глаз, как у лисы.
— Поцелуй меня.
— Клер, у меня руки в бальзаме, а у тебя — спина.
— Зачем тебе руки для поцелуя? Нужны губы.
— Клер! — Клод вдруг со стоном рухнул на меня. — Клер, я больше не могу! Я не хотел пугать тебя. Я до последней секунды надеялся, что все-таки смогу… Но я не могу… Ты сама хоть понимаешь, что я очень большой? — прерывисто говорил Клод.
Он весь дрожал, он на самом деле был очень большой, и я действительно не могла шелохнуться под его тяжестью, но до чего же мне было приятно! И мне, и моей спине, и вообще всему…
— Клод, — я облизнула вдруг пересохшие губы, — Клод, все получится… Я знаю! Я так хочу!
— Я понял, ты хочешь. Ты сделай все сама… Да, да, пожалуйста, только не бойся! Да… — Он резко поднялся на колени, легко перевернул меня на спину. — Пожалуйста, все сама, у меня на них бальзам. — Он стоял надо мной — большой, растерянный, желанный — и беспомощно держал перед собой руки, совсем как я перед операцией, чтобы сестра натянула на них перчатки. — Клер, пожалуйста…
— Конечно. У нас все получится. — Я дернула за край полотенца, и оно послушно упало. — Клод!
— Клер, Клер… Да, вот так… Я же говорил тебе, Я очень большой… Те… Тебе не больно?.. — Он задыхался, я притянула его голову к себе и поцеловала его виноватые глаза и дрожащие губы.
— Клод, чудо мое…
По моей спине прокатился удивительный горячий озноб, она дрожала, но боль как будто испугалась, нет, она еще сидела между лопатками, но вместе с Клодом в меня входила совершенно новая, незнакомая мне живая сила, словно он был моим первым мужчиной, а до него я ничего не знала… Нет, просто он — Тот Самый Мужчина, а все другие, которые были до него, — ничто…
— Клод! Боже мой! Клод!.. Почему?.. Почему не раньше?..
— Кле-е-е-р… — Он схватил меня за запястья и прижал мои руки к кровати. — Все, все, хорошо… Дальше я сам… Да… Да… Молчи, молчи… Конечно, я поцелую тебя… Ты такая нежная, как канарейка. Подожди, Клер, не трогай меня, я хочу поцеловать тебя как следует.
— Я тоже. Дай мне твои губы.
— Потом. Сначала я. — Клод потерся щекой о мою щеку, а его губы коснулись мочки моего уха, затем скользнули к подбородку, по шее, к груди, а затем опять направились вверх, к другому уху, и от него, осторожно касаясь бровей и лба, завершили круг.
— Это какой-то ритуал, Клод?
— Ритуал? Нет, просто я сегодня на работе испугался, что вдруг забыл твое лицо.
— Это так важно? — Мне очень хотелось дотронуться до него, но он по-прежнему не отпускал мои руки. — Ты так и будешь держать меня?
— Да. — Он поднес обе мои ладони к своим губам, так же сосредоточенно поцеловал их, потом каждый палец, а потом закрыл ими свое лицо. — Клер, — прошептал он, — я очень хочу тебя, ты еще не устала?
— Ты смешной, мы же только что летали на небо!
— Ты успела долететь?
— Раньше тебя… — Я даже потупилась, потому что давно чувствовала его готовность и свою тоже, но мне очень нравилось не торопиться, а испытывать вот это головокружительное предвкушение. — Клод, а почему ты так долго отказывался? Придумывал какие-то причины?
— Так. О-о…
— Как так? Ты… — У меня тоже опять начало перехватывать дыхание. — Клод, отпусти мои руки, я хочу обнять т-т-тебя!
— Не нужно… молчи… Я хочу видеть тебя всю! Я хочу, чтобы ты всегда… Клер… всегда была перед моими глазами! Вся! Клер! Ох… Клер! А перед моими глазами, или не перед глазами, а где-то в глубине, наверное, это называется в сердце, было ощущение того же сверхъестественного восторга, как тогда, когда пела похожая на птицу испанка и о том же стучали каблуки танцора… нет, это было то, о чем не успела договорить в руках старика скрипка, да! Да! Да!